Кто вы, Яков Шаус? И с кем вы?
Звонит знакомый художник и сообщает, что в галерее «Кишон» собираются гробенята подсвечивать гробмановские картинки. Мне это показалось неинтересным: цветочки Гробмана я уже нюхал, а все повторения обречены на умирание. На этой оптимистической ноте мы закончили обмен мнениями о предстоящей выставке.
Но у этого разговора оказалось интереснейшее продолжение: в газете «Вести» появилась заметочка, которую я воспроизвожу без купюр:
«Яков Шаус
Гробман как противоядие
В тель-авивской галерее «Кишон» проходит необычное мероприятие. Оно называется «Гробман», но это не выставка известного художника и поэта Михаила Гробмана, а проект группы «Коллектив».
Входящие в это содружество молодые художники максимально точно скопировали широко известные картины Гробмана красками, светящимися при ультрафиолетовом освещении. По замыслу авторов проекта «использование такой техники позволяет перевести идеологические и эстетические концепции Гробмана в контекст психоделической поп-культуры, открывая возможности для новых интерпретаций и иронического переосмысления прошлого»
Скрещение двух эстетик приносит плоды. В зале «Кишон» картины и посетители флюоресцируют под тихо-завораживающее чтение стихов Гробмана – действительно почти психоделика. Экспонаты страшного бестиария Гробмана – диковинные птицы и прочие чудовища – в фиолетовом свечении становятся еще более зловещими. Еще сильнее отпечатываются в сознании горящие фиолетовым огнем любимые художником политические лозунги.
Группа «Коллектив» сознательно придерживается стратегии «appropriationart», суть которого состоит в открытых заимствованиях чужих идей и уже существующих произведений искусства. По мнению «Коллектива», у Гробмана есть та жесткая простота, которая является противоядием от вульгарности постмодернизма.
И все-таки – почему два десятка молодых художников решили «погрузиться в Гробмана»?
- Он социально и эстетически близок нам, - объясняет один из идеологов «Коллектива» Андрей Лев. – Среди нас много «русских». Мы находимся в положении, напоминающем ту ситуацию, в которой Гробман оказался около 40 лет назад. Сегодня Гробман – самый интегрированный «русский» художник. Это израильское искусство, которое легко перевести на русский.
-А почему вы откзываетесь от собственных интерпретаций творчества Гробмана – из пиетета?
- Отнюдь. Просто Гробман всегда выражает очень четкую позицию, он однозначен, ему не нужны варианты. Гробман не боится повторяться, он изъясняется мантрами. Он оказывает очень сильное давление на оппонента – даже интервьюеры становятся зомбированными. Тема нашей выставки – фантазии на тему Гробмана. Сам Гробман отсутствует, не давит – что невероятно! Тут, возможно, есть и ирония…
- Может быть, часть этой иронии – то, что в видеосопровождении стихи Гробмана звучат негромко, ненавязчиво…
- Зритель обладает правом на интерпретацию.
- А кому адресован этот проект? Вряд ли все это для массы.
- Адресат – израильское артсообщество. Гробман оппозиционен, он предложил отличные от мейнстрима пути развития израильского искусства. Гробман – единственный из «русских» художников в Израиле высказал нечто сущностное: идеи авангарда, сионизм, агрессивную политизированность. Мы хотели показать, что в атмосфере провинциализма, эстетической расплывчатости его идеи попрежнему работают, передают энергетику.
- Но неужели создатели этого проекта избежали влияния Гробмана?
- Я бы не назвал нас последователями Гробмана, какой командой, которая, например, входила в его группу «Левиафан». Наш «Коллектив» я бы разделил на три части. Среди нас были молодые художники, близко знакомые с Гробманом, усвоившие его идеи, но для некоторых Гробман – это просто интересный повод для оригинальной акции, содержательной тусовки. Третья категория – израильтяне, не говорящие по-русски, но открывшие для себя в творчестве Гробмана нечто новое, в том числе «русскую эстетику».
Есть несколько моментов, которые понудили меня сделать комментарии к этому, как говорят сейчас, промоушену, а проще – ненавязчивой рекламе.
Первое, что мне хотелось бы знать: а какие стихи Гробмана звучали во время этого представления? Может быть, эти:
Ему исполнилось четырнадцать лет
А ей было тридцать четыре
Она ему сделала минет
В пустующем школьном сортире
Потом встречались очень много раз
И жадно любили друг друга
И много лет он носил ее образ
В сердце стучавшем упруго
Их никто никогда не застал
Все так и осталось тайной
Туман которой любовь застлал
Посреди жизни всеобщей стайной
Они разъехались в разные города
Но нежность долго питала их жизни
И оба не забыли никогда
Своих первых чувств чистоты и белизны
19 сентября 2004 года
Тель-Авив
№692
А может быть, эти:
Мне говорят ты стар и слаб
Зачем же пишешь ты про баб
Зачем ты в возрасте таком
Позоришь свой приличный дом
Ты имя славное свое
Загонишь в стыд и забытье
А я в ответ – всегда везде
Я предан буду лишь пизде
За ней и в воду и в огонь
За нею в мрак за нею в вонь
За нею в райские сады
И в стихотворные труды
До дней последних донца
Вот лозунг мой и солнца.
16 декабря 2004 года
Тель-Авив
№ 697
Или вот эти:
Что-то стал я небрезгливым
Песни сладкие пою
Даже потным и сопливым
Руку смело подаю
Раздавил говно ногою
Но подошву не обтер
И дорогою прямою
К другу верному попер
Говорит он – Очень странно
Чем воняет от окна
Может из аэроплана
Кто-то высыпал говна –
Я ему не отвечаю
А совсем наоборот
Наливаю чашку чаю
И готовлю бутерброд
Я теперь живу как люди
Я живу теперь как все
Нету пятен на посуде
Нет волосьев в колбасе.
8 ноября 1998 года
Тель-Авив
№ 665
Заметьте, что принес автор стихов на своем туфле. И как он тайно этим гордится: да, я воняю, но я не такой, как вы все! Хотя и живу, как все. Так сказать, тайно воняю.
Теперь хочется спросить у «Коллектива»: что же вы, дорогие колхознички, не довели технику вашего перформанса (представления, спектакля, балагана) до должного уровня? До уровня отца-основателя? Где запах? Кому нужны ваши недоделанные, недоведенные до крайней степени совершенства потуги, если основная идея Гробмана – вонять и как можно сильнее – не нашла своего материального воплощения? Так вы никогда не переведете идеологические и эстетические концепции Гробмана в контекст психоделической поп-культуры! А уж тем более не откроете новых возможностей и новых интерпретаций и не переосмыслите (иронически или саркастически) ваше прошлое!
О, вот это мне нравится: «По мнению «Коллектива», у Гробмана есть та жесткая простота, которая является противоядием от вульгарности постмодернизма.» Интересно, тот, кто это сказал, читал хоть что-нибудь о постмодернизме? И почему бы не сказать, что Гробман – это противоядие от вульгарности классицизма? Или еще чего-нибудь? Это же так смело звучит!
Одна из принципиальных ошибок колхозников: «Он (Гробман) социально и эстетически близок нам, - объясняет один из идеологов «Коллектива» Андрей Лев.» Ребята, куда вы замахнулись? С какой стати Гробман вам близок социально? Где он – а где вы? И эстетически вы только подбираете то дерьмо, которым он усеял пройденный путь.
Откуда вам знать, в какой ситуации оказался Гробман 40 лет назад? Вас еще не было, а он уже был отцом. И не чего-нибудь, а одного из самых заметных течений (боюсь соединить это течение с понятием «искусство»).
«Мы хотели показать, что в атмосфере провинциализма, эстетической расплывчатости его идеи попрежнему работают, передают энергетику.» Вам бы, как говорил Самуил Яковлевич Маршак, только повизгивать, если вы не можете сказать «хрю-хрю»! Между прочим, идеи никакой энергетикой не обладают до тех пор, пока кто-то их не воплощает в жизнь в той или иной форме.
Вот колхозники говорят о «Левиафане». Думаю, что никому из них не хватило терпения прочитать труд Гробмана до конца и хорошенько его осмыслить. Если я не прав – побейте меня камнями!
Все это так, рассуждения вокруг да около. А вот что меня сильно задело: «Он социально и эстетически близок нам, - объясняет один из идеологов «Коллектива» Андрей Лев. – Среди нас много «русских»».
Из этой фразы вылезает обособление. Это как бы декларация неприсоединения. И это печально. Люди, приехавшие сюда из России, декларируют не художественные принципы, а принадлежность к стране исхода. Мало того, такое зрелище подводит к выводу, что авторы этого зрелища до сих пор сидят в сортире и видят только то, что нарисовано на его стенах.
Израильтянам этот жанр незнаком, а для «олим ми русия» - это родная среда. У выходцев из России бытует представление, что израильтяне мало что понимают в настоящем искусстве, им нужен модерн, постмодерн или еще что-нибудь поновее. Поэтому когда понимающие в искусстве зрители видят то, что им представляют колхозники, у них формируется представление о всех художниках – россиянах. А колхозники при этом думают: «Вот вам всем!»
Между прочим, в свое время я работал с выходцем из Литвы, который хорошо знал русский язык, но не разговаривал на нем, потому что смертельно ненавидел все русское. И эта не сказать «ненависть» - неприязнь касалась и меня персонально. Я не знаю, намеренно или нет, но Яков Шаус продемонстрировал некое отчуждение от выходцев из России.
Я понимаю, если твой давний коллега, можно сказать, приятель, а может быть, и друг что-то выставляет на всеобщее обозрение, сказать ему в глаза то, что ты об этом думаешь, подчас невозможно. Но ведь никто не заставляет выступать со стыдливыми рецензиями на такого зрелища. И не случайно в заметочке нет ни текстов стихов, ни репродукций картин. Стыдно показать. Может быть, даже дома стыдно повесить, даже если это дар автора.
(Может быть, я ошибаюсь, но у меня такое впечатление, что Гробман чем-то очень обидел Шауса. Очень сильно обидел. И это как бы интервью в газете «Вести» – как сладкая месть за обиду. Подставил Яков Шаус заслуженного и лауреатного приятеля! Вызвал огонь на него и на его последователей! )
И если вам так стыдно, Яков Шаус, то кто вы? И с кем вы?
2008 год
0 коммент.